Дядя Ваня (2020)

Сквозняки судьбы
------
Святая святых для отечественного зрителя есть русская драматургическая классика, а точнее знамя русского театра – Антон Павлович Чехов. Можно сколько угодно восхищаться любовью иностранцев к Чехову, или, наоборот, возмущаться переписыванию таких канонических текстов, но посмотреть на то, как видят русскую классику из вне – это всегда опыт не только полезный, но и захватывающий.( Свернуть )Спектакль, поставленный в карантинную зиму, был сыгран перед пустым залом совсем недавно, премьера версии для экрана была представлена в нашей стране в октябре. Сегодня любой любитель или исследователь русской литературы и Чехова, в частности, в огромном множестве постановок и трактовок непременно найдет спектакль на любой вкус. Зачем же еще раз ставить известную всем историю и зачем, в свою очередь, нам ее смотреть вновь? Неужели можно найти еще какие-то акценты в чеховском тексте, которых мы не знаем? Видимо, да. Потому что театр становится тем самым магическим зеркалом, отражаясь в котором, общество в целом и каждый человек в частности видит себя здесь и сейчас. Драматург и его пьесы дают возможность обозначить проблемы, задать вопросы, а театр старается если и не найти ответы, то хотя бы сделать шаг в направлении них.Постановка Иэна Риксона поражает зрителя (даже того, кто смотрит спектакль на экране) с первой секунды своими потрясающими декорациями и сценографией, которые становятся отдельным мотивом спектакля. В первую очередь нужно сказать, что выполнено все с максимальным вниманием к характеру русской деревенской усадьбы, при этом пространство это подвижное и открытое – оно меняется. Несмотря на то, что основные конструкции неизменны, эта изменчивость создает у зрителя подсознательное понимание режиссерской мысли. К концу спектакля остается ощущение, что этот дом открыт всем ветрам: стены не защищают от холода, а витражные окна от дождя. Так и человек не может закрыться от перемен, проблем, сквозняков судьбы, не может какими-то внешними действиями гарантировать себе вечный комфорт. В этой пространственной метафоре, выраженной сценографическими средствами, воплощена типичная чеховская мысль о жизненном сиротстве человека, его неистощимом одиночестве.Другим важнейшим мотивом и способом воздействия на зрителя становится музыка – потрясающие композиции Стивена Уорбека. Они становятся и камертоном действия, происходящего на сцене, и его рефреном, и важнейшим способом постановки акцентов и создания настроения. Значение музыки в «Дяде Ване» Иэна Риксона сложно переоценить. Она остается в памяти зрителя особым шлейфом спектакля и после того, как он уже закончился: первые же аккорды проходят сквозь тебя, как разряд тока, и с этого момента ты находишься в каком-то измененном состоянии.Казалось бы, с такими начальными данными актерская игра и вообще значение актера для воплощения режиссерской мысли отходят на второй план. Но нет. В спектакле собран блестящий состав: Тоби Джонс (Войницкий), Ричард Армитэдж (Астров), Роджер Аллам (Серебряков), Дирбла Моллой (Войницкая), Эйми Лу Вуд (Соня), Питер Уайт (Телегин), Анна Калдер-Маршалл (Няня). В этом магическом кристалле даже мулатка Розалинд Элизар в роли Елены не разрушает гармонии спектакля. Конечно, с высоты нашей возможности чтения Чехова в оригинале и вытекающего из этого ощущения, что он сам и произведения его принадлежат нам, можно российскому зрителю и не посетовать, что маловато-де русского во всем этом. Но для этого надо иметь патологическую привычку придираться.Потому что такого уважительного и внимательного отношения к литературному первоисточнику не приходится наблюдать уж очень часто, а особенно сегодня, когда понятие «интерпретация» стало синонимом или, скорее, эвфемизмом «попыток быть оригинальным». В постановке «Дяди Вани» Иэна Риксона во всем ощущается чеховский императив, но прежде всего, конечно, в основной интонации спектакля: в узнаваемом смешении нежности, грусти и жалости, в неприятии пошлости и невысказанной экзистенциальной тоске.Парадоксально, но в этом мироощущении русского писателя иногда хочется утонуть, хотя бы на время укрыться от жизни за особенной чеховской нежностью к человеку. И ведь именно за этим лирично-трагическим чувством стоит идти на спектакль «Дядя Ваня», который неизбежно станет очень ярким визуальным и эмоциональным переживанием для зрителя – по-другому быть просто не может. Лишать себя такого эстетического впечатления во времена стандартов и стереотипов в искусстве – преступное расточительство.