Жить своей жизнью (1962)

Границ не существует. Люди сами их придумывают, а значит их можно разрушить… (JLG)
------
Меня сложно назвать фанатом Годара. То, что я к нему испытываю очень далеко от фанатизма. Я его смотрю, взрослею, пересматриваю, плююсь, бросаю, снова смотрю, не понимаю, наслаждаюсь, отвергаю, возвращаюсь и могу говорить о нем часами. Я помню каждый фильм Годара, который смотрела. И помню не только те чувства и эмоции, которые они вызвали, но и название, место, с кем когда и сколько раз я их смотрела. Такого у меня больше нет ни с кем. Потому что каждый раз это борьба. Внутри себя...У меня есть знакомый – большой поклонник Годара, и через него, через общение с ним я пытаюсь понять, что же стоит между мной и Годаром. Они оба иначе воспринимают жизнь, точнее воспринимают то, чему я позволяю проходить мимо, концентрируясь на других моментах. Для них жизнь - это машины, дорога, сарафаны, маникюр, какая-то двоим понятная близость, какое-то особое настроение. Свобода. Но дозированная. Она нужна, потому что без нее трудно, но не слишком много, иначе не интересно...Всё это было до того дня, когда я посмотрела «Жить своей жизнью»Как всегда это стало событием. Только на этот раз главным, в моих отношениях с Годаром...Есть много мнений и мыслей об этом фильме умных и интересных людей. Но я люблю Годара ( это все-таки любовь), потому что в его фильмах не надо 'что-то знать' и нет чего-то, что ты ДОЛЖЕН понять. В какой-то момент ты понимаешь, что имеешь право на любое мнение, потому что мнений будет много с таким же правом на правоту, то есть никаким.Общество устроено так, что жить своей жизнью в нем невозможно. Нам всем навязана наша жизнь. Худо-бедно мы с этим смиряемся. Если кто-то восстает, финал один. Смерть.Тронуло меня, как главная героиня хотела быть особенной, не мириться с той очевидностью, которая по фактам бросалась в глаза: она как все! Нет денег, есть нелюбимый муж, есть скучная работа. Это всё не то, она это чувствует, но убеждена, что убежать невозможно. 'Жить своей жизнью' - это больше чем банальный эскапизм (Уехать – это не выход, - говорит 20-летняя девушка, уже понимающая больше, чем все ее ровесники, часто падающие жертвой этой иллюзии), это что-то другое (только вот что, что, что?). Жить своей жизнью, значит быть не как все, играть не по правилам, точнее по своим правилам, быть не как все - это значит смерть...PS: посвящается А. З., благодаря которому Годар стал мне ближе (и наоборот: который стал мне ближе благодаря Годару)
------
Слова
------
Наверно, никто и никогда не сможет снимать философию так, как это делал Годар. Профессиональный кинокритик, смелый и исключительно самобытный режиссер, своими фильмами он хотел не столько говорить, сколько показывать слова. Может быть, по причине сложности выбора верных выражений. Об этом же грустит героиня его картины «Жить своей жизнью». Оттого в обход лексических изощрений она смотрит в кадр спокойным взглядом больших морских глаз, а кинокамера бросает случайные взоры в уличную суету, зачем-то наблюдает стены, спины, асфальты. В них нет ничего. Ничего, кроме объективности и абсолютной правдивости – тех качеств, на которые так бедны слова, постоянно пытающиеся обмануть порождающую их мысль.В свои 22 Нана захотела быть особенной, самостоятельной, она вдруг осознала, что у нее есть воля и право решать, куда идти, зачем спешить, в общем, право жить своей жизнью. Ощущение этой насущной неизбежности подступило, как всегда, неожиданно, посреди размеренного порядка будней, за чашкой кофе, в скучной болтовне. И точно так же отрешенно, своим чередом сей судьбоносный выбор стал неодолимо воплощаться в реальность, с каждым мгновением разрастаясь во все свое величие. «Осознанная необходимость», как писал кто-то из философов (Спиноза, Гегель, Маркс, Энгельс – выбирайте, кто больше нравится), истинная свода раздвинула границы маленькой жизни, оказалась шире и сильнее всех связей с миром обычного человека. Но персональный апокалипсис в анемичном, черно-белом пространстве фильма нисколько не проявился. Вернее он не выразился так, как можно было представить: в форме страстных жестов, беспокойных стенаний, возвышенных причитаний. Годар искусный аскет, точно тот Симеон Столпник, он разрешает себе лишь два цвета и исключительно бытовые пейзажи, которые и на пейзажи-то не похожа, а скорее – на мгновенные фотоснимки. Холодное серое сукно городских проспектов, торопливые прохожие проскальзывают по целлулоидной поверхности кадра, будто не оставляя следов ни на киноэкране, ни в сознании зрителя. Да, да – равнодушная природа будет также существовать и сейчас, и потом, и в минуты радости, и в бытность печалей, и на пике счастье, и в бездне уныния. Пресловутая воля, оказывается, абсолютно бессильна перед закономерным ходом бытия. А испепеляющая тем временем боль будет жечь изнутри, карая за искренне стремление вырваться за пределы вещественного и животного мира.Старания подойти к краю внутренней вселенной обернулись такой же рутиной, как и прежде. Жизнь проститутки оказалась вовсе не своей, а хорошо подчиненной ритуалам, расчисленной по дням чередой клиентов и одинаковых дней. Но тонкое чувство чего-то настоящего счастливого не отпускает и теперь, подмигивает легким озорством случайных улыбок, и потому надежда вновь повернуть колесо собственной жизни упорно завет в неизведанное. Она пытается оставить надоевшее ремесло, но в окружающем мире уже защелкнули незримые замки ее судьбы, путь к отступлению отрезан, а впереди – лишь горький рок, бессмысленная расплата.И объяснение для ошарашенного финалом зрителя уже прозвучало в прежнем меланхоличном тоне, в стеклянном и недвижимом воздухе экрана. Жизнь слов, жизнь разума несовместима с существованием тела, с нашим животным природным бытием. Серый простор за окнами домов и кафе, постоянное монотонное движение неугомонного города, его разорванное тучами небо, гигантское и необозримой в своей мощи и непоколебимости. Этот вечный единосущий мир притягивает к себе мгновенность живой человеческой жизни, ставит на конвейер неумолимого, все забывающего времени терзания души, великие в секунду зарождения чувства. И только слово, обманчивое и тяжелое, способно вырвать разум из успокоения всемогущей природы. Именно так можно толковать рассуждения философа, представляющего, что говорить – значит умирать и перерождаться в новую жизнь. А потому так важно найти верные слова, чтобы этот короткий, слабый миг истинно человеческой, индивидуальной, а не единой с природой реальности, был действительно настоящим. Отсылка к «Страстям Жанны д`Арк» Дрейера одновременно и реверанс в сторону классика, и ироничный спойлер, предсказывающий финал. «Смерть мне дарует спасение», - произносит Жанна. Та же участь грядет и для Наны, и она лежит на сером асфальте, в сером плаще, напрасно убитая, быть может, казненная природой за желание жить своей жизнью. Но теперь все кончено, и некогда прекрасное тело сливается с материей действительности, растворяется во времени, уходит, исчезает…Зачем же тогда были все сомнения и мучения? Возможно, затем, что они и есть истинная жизнь, единственная вспышка, прекрасная в своей мимолетности и скорой кончине. И этой бескомпромиссной мыслью новое поколение 60-ых, наверно, бесповоротно отрекалось от рациональных и целесообразных идеалов своих отцов. А вслед за ними уже иные волны бурного моря нашей эпохи бились о скалы равнодушной и вопреки всему трагичной реальности. И взлетали перламутровым сиянием брызг, и погибали в безднах отчуждения. Но разве не достаточная плата за беспощадные страдания – единственный взгляд Анны Карины: безмолвный, пустой и вместе с тем, бесконечно прекрасный космос внутренней человеческой гармонии?..