Разжимая кулаки (2020)

Один на один с трагедией
------
Травмированная терактом в Беслане семья прячется от своего горя в бывшем шахтерском поселке Мизур. Отец, два сына и дочь, которая нуждается в срочном лечении фактически остаются один на один с трагедией, мать погибла, возможно, из-за травматических последствий после теракта. В результате такой изоляции в семье развиваются очень нездоровые отношения: все дети страдают от гиперопеки отца (Заур), он не дает возможности свой дочери (Ада) продолжить лечение, а младшего сына (Дакко) не пускает в школу. Дакко серьезно отстает в эмоциональном развитии от своих сверстников, а Ада попросту ментально нестабильна. Она постоянно испытывает стыд из-за своих проблем со здоровьем, находится в глубоком отчаянии. Единственный, кто вырвался из этого семейного ада - это старший брат (Аким), который с первых минут фильма сожалеет, что вернулся, хоть и ненадолго, обратно. Все это происходит в условиях абсолютного социального и экономического дна, о бедности семьи хорошо говорит убранство квартиры. В фильме говорят очень мало, вы не услышите ни одного полноценного монолога. Все это позволило режиссеру Кире Коваленко создать для зрителя давящую и неприятную атмосферу. Это абсолютно фестивальный фильм, не для широкого зрителя, так как он не развлекает, он заставляет переживать самые неприятные эмоции, наблюдая за Адой. Но я нахожу данный фильм очень полезным для просмотра. Оторванная и травмированная семья, которая убежала от своих родных и близких, в семье нарушены все границы и типичные для Кавказа семейные роли – мир этой семьи рухнул во время теракта, дальнейшая их жизнь это уже попытка выжить после апокалипсиса. О том, что в семье нет привычных для нас границ, авторы фильма показали через цепь довольно ярких именно для жителей Осетии фрагментов. Например, в время семейной трапезы, тот редкий момент жизни, когда вся семья вновь в сборе, старший сын Аким в середине разговора встает из-за стола и уходит, забирая с собой брата и сестру, при этом никто не пытается поговорить с отцом, дождаться, когда он закончит есть, у отца не спрашивают даже формального разрешения встать из-за стола. Или же момент, когда Аким здоровается с другом отца, который намного превосходит его по возрасту, не выходя из автомобиля. К концу фильма у меня сложилось четкое ощущение страха перед такой атмосферой, когда все твои культурные коды стерты, когда твое ментальное здоровье подорвано в результате действий террористов-фанатиков, когда нет никакого намека на нормальное будущее. Почему нет будущего? Потому что нет никого рядом. Мы не видим большую родню, многочисленных братьев и сестер отца, которые бы помогли сорвать полотно этой гнетущей атмосферы семьи, которые бы вновь дали детям шанс на социализацию. Кира Коваленко показала нам, как страшно оказаться один на один с трагедией, без поддержки, без колоссального инклюзивного ресурса, которым обладает наша культура. К сожалению, разного рода эксперты, критики и СМИ представляли нам этот фильм как произведение, которое атакует «самое сердце отечественного патриархата - Северный Кавказ». Все рецензии нашпигованы дробью колониальных, шовинистических штампов о Кавказе, можно найти с десяток рецензий, где говорится, что история Ады - это типичная история кавказской девушки, которая устала от гиперопеки отца, истоки которой в патриархальном укладе кавказцев: «это Кавказ, здесь мало что изменилось для женщин за 300 лет». Но в фильме этого нет, истоки гиперопеки Заура - это горе, потеря близкого человека. Для него это единственный способ выжить, пережить трагедию. Пока его сыновья и дочь рядом - он жив, и нервная реакция на отказ Акима возвращаться хорошо демонстрирует как это чувство глубоко укоренилось в отцовском сознании. Заур отпускает Аду (отдает ей паспорт), только после своей смерти как отца, когда он уже парализован и не в состоянии больше играть в живого человека. Да в фильме вообще нет ничего из того, что пишет критик Долин, такие ресурсы как «Медуза» и прочие. Возможно, они хотели продать этот фильм большой российской аудитории, используя избитое: «Смотрите как там у этих патриархальных дикарей». Возможно, у них получилось. Итог: «Разжимая кулаки» стоит посмотреть, хотя бы ради того, чтобы убедиться – российская либеральная публика не в состоянии преодолеть колониальные штампы в отношении Кавказа; хотя бы ради того, чтобы посмотреть как страшно жить в семье, где нет границ между отцом и сыном, отцом и дочерью, братом и сестрой. Роль осетинского языка в фильме минимальна. Актеры невероятно фактурные.И помните, у этого фильма нет задачи вас развлечь, он погружает вас в неловкую и душную атмосферу отчаяния. Вам он может не понравится, но этот не значит, что фильм плохой. И да, проблема гипеоропеки крайне актуальна для современного мира, от США до Кореи, от Карелии до Кавказа.
------
Особый взгляд
------
Александр Роднянский, продюсер этого фильма - крупный бизнесмен мира кино. HBO, Apple TV, Netflix, Канны, Оскар, Венеция... У кого ещё из наших такие партнёры? Умелый резонанс сопровождает каждый его фильм, формируя у публики предубеждение, что 'Роднянский' означает 'отличающийся качеством кинопродукт'. Фестивальные награды не только подтверждают это качество - они выступают для своих фильмов прочной бронёй. Тот, кто смеет, высказаться о фильме плохо, обвиняется в неспособности понять глубокий авторский кинематограф…«Разжимая кулаки» подаётся именно так - «глубокий авторский кинематограф». Чтобы аудитория не сомневалась в этом, фильм со вступительных титров демонстрирует набор суеверных признаков такого кино - медленное действие, причудливые персонажи, долгое многозначительное молчание в большинстве сцен… Согласитесь, в сознании масс это и есть признаки авторского присутствия. Но Искусство авторский титул не раздаёт номинально. Помимо фактического создания какого-то произведения, автор должен достичь в нем уникальных, выдающихся результатов. Автор - это сила чувства, размах мысли, глубина содержания. К сожалению, вдумчивый зритель в “Кулаках” такого автора не найдёт, и такое кино правильней было бы называть «операторским» (ведь на экране нет ничего, кроме фактически снятых оператором кадров). Фактура, свет, интересные лица в костюмах особых цветов - неплохой дизайн будет любопытен только до тех пор, пока не возникнут вопросы к СОДЕРЖАНИЮ. А эти вопросы возникают очень быстро, с самого начала.Сценарий, действительно, напоминают своими элементами балаговскую «Тесноту»: семья, гиперопека, желание освободиться; патологии в характерах, неживые диалоги, неживой и обязательно неудачный секс… Сами эти элементы, разумеется, невинны, но воплощение их на экране иначе, как безобразным не назовёшь. Фильм похож на длинный ролик из TikTok, в котором группа ребят, собравшись, изображает тяжелую, полную боли и страданий жизнь, упрощая её и не особо заботясь о том, чтоб получалось убедительно. «Теснота» и «Дылда» были такие же и, учитывая, что у Коваленко с Балаговым общая школа, мы можем говорить об одинаковом уровне их профессиональной подготовки. Сокуров их там, видимо, штамповал... Хотя, вот, что он сказал об успехе «Кулаков» в Каннах:«Нельзя считать попадание фильма на фестиваль критерием его качества. Просто вокруг данного фильма сложилась конъюнктура - кто-то успел замолвить за него слово, у кого-то есть какие-то связи в дирекции фестиваля, какие-то отношения с членами отборочной комиссии…»Конечно, это возвращает нас к Роднянскому, но с него взятки гладки. Он продюсер и делает, что должен. Все вопросы тут к самим режиссёрам.Высокие оценки плохому российскому кино - явление совсем не уникальное. Задолго до «Кулаков» и «Тесноты» были - Элем Климов и Лариса Шепитько, муж и жена, ответственные за «Восхождение» (1976) и «Иди и смотри» (1985). Эти бездарные картины, благодаря их наградам в Берлине и на Венецианском кинофестивале, считаются артхаусными шедеврами по сей день. Мало, правда, кто вспоминает истерику режиссера Райнера Вернера Фассбиндера, возглавлявшего тогда жюри Берлинале, и разоблачившего сговор коллег дать «Восхождению» незаслуженную, нечестную награду. Глас вопиющего в пустыне Фассбиндер… Хорошо, что он не видел остальное наше кино.