Другой человек (2024)

нейрофиброброматоз
------
Режиссер Аарон Шимберг снял картину, которая похожа на крайне сложный ключ от двери, которая вообще без замка. Только открывается в другую сторону. «Другого человека» надо не толкать от себя, а тянуть к себе. Тогда все и откроется. Шок – это по-нашему. Без боди-хоррора фильм уже не комильфо. Шимберг это учитывает. В центральных ролях и эпизодах у него актеры с реальными диагнозами. Страшные причуды природы, которые превратили лица в жутковатые маски. У кого глаза на выкате, у кого нос в пол-лица, у кого губы выворочены. Лицо главного героя Эдварда во многом слеплено с линчевского «Человека-слона». С дней викторианской Англии минула целая эпоха. В царстве толерантности такие лица – уже не для передвижного цирка, а для вполне обычной городской толпы жителей Нью-Йорка. Реакции страха и отвращения, если у кого и появляются, то лишь у единиц, спонтанно и ненадолго. Больше того, Эдвард, наследуя своим давним предшественникам, тоже актер. Только не в цирковом фрик-шоу, а в настоящем кинематографе. Другое дело, что роль у него пока лишь одна. И та в социальной рекламе о том, как нужно необычных людей вовлекать в обычные социальные группы. Реклама в фильме откровенно пародийна и безмерно глупа. И пока зритель гадает, что ему предстоит увидеть – гимн эмпатии или пародию на социальные тренды, Шимберг строит мир, насыщенный невероятным количеством подробностей. Квартира Эдварда не в самом фешенебельном районе Нью-Йорка, жуткое ржавое подтекающее пятно на потолке, русскоязычные грузчики тащат какой-то диван, габариты которого явно не соответствуют параметрам крохотных квартир, сумрачно–угрюмый сосед, видеоуроки свиста, многочисленная и пестрая толпа соседей, кот грандиозных размеров – режиссеру мила любая мелочь и подробность. Рефреном ко всему постоянный стук в дверь, всегда не вовремя: то среди ночи, то в момент, когда в руках острый нож на кухне. В результате такого стука в жизнь Эдварда ворвется новая соседка Ингрид. Она невероятно мила, не ужасается эдвардовскому лицу, готова выдавить угорь и неполиткорректно спросить, а давно ли это приключилось. Ингрид – начинающий драматург. А режиссер начинает новую игру в шаблоны «Красавица и чудовище». Она закончится вообще не так, как в сказке, не в противовес этому и вообще не так, как можно ожидать. В этом компоненте дверь откроется поперек. Шимберг поиграет и в невероятные превращения, обратив боди-хоррор в боди-позитив, чему примеров я и не припомню. И в фарсовую комедию с абсурдными трюками на сцене прямо во время премьерного спектакля и с гиньольным продолжением в доме. И к притче о том, что сменив лицо, не изменишь себя, тоже подберется. И опять не с той стороны, с которой ожидаешь. В этой картине будут ревность, убийство и тюрьма. И все эти компоненты тоже окажутся вне законов какого-либо жанра. И будут множиться до бесконечности милые сердцу режиссера детали: допотопная пишущая машинка, нищий философ на улице, ужасно-смешные аппараты для сращивания костей сломанной ноги, новый парик Ингрид, индийские сари апологетов йоги. И только к финалу начинаешь понимать: детали – это и есть главное в фильме. «Другой человек» - фильм час-пик большого города 20-х годов 21-го века. О людях, которые уже пережили все моды, течения и направления. О том, что все увлечения ненадолго. О том, что с нейрофиброброматозом можно жить гораздо счастливее, чем без него. Хотя и с ним не слишком радостно. О том, как безумна и пуста реклама. К «Другому человеку» эпиграфом идеально подошли бы слова писателя Исаака из алленовского «Манхэттена»: «Идея для небольшого рассказа о людях на Манхэттене, которые постоянно создают себе лишние невротические проблемы для того, чтобы забыть об иных устрашающих проблемах вселенского масштаба». В большой степени «Другой человек» - это «Манхэттен-2024»
------
Жить своей жизнью vs диффузной идентичности
------
«Какая тюрьма темнее, чем сердце? Какой тюремщик строже, чем ты сам?»У Эдварда Лемюэля (Себастиан Стэн) протекает крыша. В прямом и переносном смысле. Но своей главной проблемой он считает не это, а то, что у него что-то не так с лицом, и будь оно совсем другим, его жизнь была бы более счастливой.Посмотрела фильм несколько дней назад, и он все не выходит у меня из головы. Необычное так трудно забывается. Что необычного в «Другом человеке»? Он обманывает ожидания, но этот обман не выглядит профанацией, наоборот, в прочтении режиссера Аарона Шимберга уже сложившийся конфликт человека с диагнозом нейрофиброматоз и общества, которое его не принимает, переходит совсем на другой уровень. «Другой человек» - это фильм о конфликте индивидуума с самим собой. Поэтому он окажется близок многим, вне зависимости от степени привлекательности. Кажется, что внешность должна сближать, и родственником «Другого человека» стоит считать «Человека-слона» Дэвида Линча, но это не так. Истинная близость случается только по духу. Поэтому по атмосфере и сконцентрированному взгляду автора на внутренних переживаниях главного персонажа «Другой человек» скорее приходится родственником прошлогоднему Dream Scenario Кристоффера Боргли, в котором Николас Кейдж отчаянно пытался быть увиденным обществом, а потом тяжко за это поплатился. Атмосфера в «Другом человеке» удивительная. Даже не могу ни с чем сравнить. Это что-то новое, то как Аарон Шимберг создает ощущение сна от увиденного, хотя прямых ссылок на то, что зритель наблюдает чей-то сон, нет совсем. Думаю, такое чувство возникает потому, что каждая сцена фильма – сама по себе метафора, в которой есть еще одна метафора, такая вот мета-матрешка. При этом визуально фильм не выглядит перегруженным, нет, так он погружает зрителя в себя, стараясь не повторяться и использовать разные виды ассоциаций. Например, литературную. Ведь фамилия главного героя Лемюэль, что отсылает нас к Гулливеру Джонатана Свифта. Так автор связывает имя и диагноз – великана и синдром Протея – расстройство чрезмерного роста кости и кожных покровов. Очень изысканно.Любителям психоанализа Шимберг маякнет видом протекающего потолка, который немного в гротескной форме, но все же свяжет это представление о себе с анализом Карла Юнга, что такое дом в сновидениях индивидуума – это его психическое здоровье. Уже в первой половине фильма, еще до преображения, режиссер настаивает на том, что проблема Эдварда лежит не во внешней плоскости, она – глубоко внутри него. Наверное, это самая очевидная метафора «Другого человека». Куда сложнее было с Вуди Алленом. В фильме появляется собирательный образ нью-йоркского неврастеника, но мне на ум пришел его мокьюментари эксперимент «Зелиг», в котором главный герой имел одну особенность (по современным меркам – сверхспособность) – сливаться с толпой. Именно этого жаждет Эдвард Лемюэль, быть увиденным не из-за индивидуальных особенностей, а быть принятым потому, что он такой как все. И эта жажда мучает его на всех стадиях – личной, во взаимоотношениях с соседкой Ингрид (Ренате Реинсве), так и на социальной, когда встречает Освальда (Адам Пирсон), которому невероятно круто живется со своим нестандартным лицом.Наверное, это была самая сложная для меня ассоциация, но именно она развязала клубок идей Шимберга. И это не удивительно, ведь она кинематографическая. Именно она связывает литературу, подсознание и современную психологию в лице Филипа Зимбардо. Почему его? Потому, что в фильме есть тюрьма. Это кажется нелогичным, случайным отступлением от повествования, но в действительности тюрьма – это вывод, следствие протекающей крыши Лемюэля, который своей застенчивостью, своей неуемной тягой быть интерпретированным другими людьми, заковывает себя в панцирь диффузной идентичности.В фильме нет ни одного очень важного для отражения современности элемента – гаджета. Но при этом меня не покидает чувство, что Лемюэль серьезно так запутывается в социальных сетях. Он очень много наблюдает. За соседом, чья жизнь кажется ему пределом совершенства, а в итоге кончается ничем. За случайными пассажирами в метро, от которых ждет осуждения, но в действительности, им на него все равно. Наконец, за Освальдом, чья уверенность почти хамство, но нет, благодаря подвешенному языку и чувству такта, эта уверенность преображается в харизму, качество, которое определяет саму красоту. Лемюэль не ищет этой харизмы в себе, он пытается перенять интересы других. То есть автор намекает на то, что у Лемюэля нет критического мышления, а такой публикой легче всего управлять, ведь не зря в самом финале упоминаются слова «культ» и «гуру». Лемюэль тот застенчивый человек, за которого выбор делают другие.«Другой человек» - это незабываемый опыт в кино. Хочется в очередной раз сказать студии А24 спасибо за то, что помогает новым авторам быть увиденными и услышанными такими, какие они есть. И еще спасибо Себастиану Стэну, который буквально не видит границ своего актерского мастерства, он – моя новая надежда в современном кинематографе. И конечно спасибо Адаму Пирсону за смелость, за харизму, ведь глядя на его игру у меня не возникло сомнений в том, что жизнь человека с диагнозом нейрофиброматоз может выглядеть как-то иначе.