Пращи и стрелы 1-3 сезон (2003)

Сезон второй.
------
Иногда меня поражает, как можно пересматривать сериал уже не знаю в который раз с таким восторгом, замиранием, слезами и смехом. И при этом потерять покой и изнывать от того, что другие этого не видели. Любовь, дружба, предательство, театральные будни, закулисные интриги, проклятие, призрак, гений, трагедии великого Шекспира, юмор - все это соединяется в 'Пращах и стрелах' в великолепный сюжет с непередаваемой игрой актеров, где нет ни одного лишнего кадра, ни одного лишнего слова, потому что на самом деле все гениальное - просто. Новый сезон в Нью-Бербидже начался. Один режиссер сломал ногу. Второй режиссер родился заново и ставит 'Ромео и Джульетту'. Третий после смерти хочет поставить пьесу всей своей жизни. Четвертый пытается разделить работу и личную жизнь. Прима не пытается разделять свою работу и личную жизнь режиссера, у нее и без того хлопот полон рот - она вполне может угодить в тюрьму. Финансовый директор мог бы спасти положение – но, лишившись генерального спонсора, он пытается организовать ребрендинг театра. Главный слоган рекламной кампании - 'Этот театр трахнет вам мозги'. Радуйтесь, поклонники Шекспира. Только у приглашенной звезды нет совсем никаких хлопот - уж он-то сыграл эту роль три раза с огромным успехом и для триумфального выхода в четвертой постановке ему вовсе не нужен какой-то там режиссер. И над всем этим довлеет зловещий рок самой мрачной трагедии Шескпира, которую даже бывалые актеры боятся называть вслух - бессмертного 'Макбета'. Ответит ли пьеса на вопросы о человеке и зле? Оригинальный замысел, мастерство или молодость души вдыхает жизнь в игру и постановку? И что в этом мире может изменить любовь? Ни сюжетом, ни юмором, ни актерской игрой, ни актуальностью тем, ни темпом событий, ни гениальностью постановки – второй сезон потрясающих «Пращей и стрел» не разочарует вас – он окажется лучше, чем вы могли ожидать! 10 из 10
------
Venus and Mars
------
Акт первый – он же акт последний – он же акт в поддержку сериала Можно долго и упорно копаться в деталях, вызывавших душевный отклик на протяжении трёх непродолжительных сезонов. Можно радостно и безудержно изливать наружу все радужные эмоции, не думая о последствиях равнодушного отношения к ним не смотревших. Но лучше начать с главного. Неискоренимое, вечно разочаровывающее и всегда одинаково неизбежное проклятье любого сериала – это, конечно же, сама его сущность. Сериал – денежный автомат, расчётливо и хладнокровно щёлкающий монетой. Сериал - сезонно-серийный конвейер, фабрика актёрской химии, жвачка, что вязнет на зубах, раздувается до пузыря бессовестных размеров и всё равно бесперебойно переваривается всеядным зрителем. Сериал – свежая идея, блеснувшая в светлой голове поначалу и осыпавшаяся дешёвыми блёстками в конце. Сериал – уверенно шагающий в начале своих странствий путник, вернувшийся истощённым к исходной точке. Сериал – это сериал, что ни говори. Так вот «Пращи и стрелы» - ещё один сериал, следующий своему дурному пророчеству по определению. Но так ли уверенно и неизбежно, как обычно? Именно что нет, даже - почти совсем нет. А вся штука в том, что его создатели обладают завидным чувством самоиронии, с первых же серий нацеленной выбить из вашей головы всякую мысль о жизни-театре, где все мы актёры. Самоиронии, ироничной до буквального цитирования в начале этой самой фразы двумя служащими похоронного бюро, которых не мешало бы пригласить на главные роли самим Коэнам. Истинные профессионалы своего дела, они с гробовым молчанием провожают в последний путь Оливера Уэллса – театрального режиссёра, так и не успевшего толком замахнуться на Вильяма нашего на Шекспира. Тривиальная уже после первого сезона «Игры престолов» смерть одного из ключевых персонажей, может, никого и не удивить. Но воистину поражает, в какую цепочку до театральности безумных событий повергает она мирок Нью-Бербиджского фестиваля. На этом волнительном моменте зудящее желание всё разболтать - в деталях и с чувством - охватывает с неудержимой силой. Но, подавляя его, вновь обратимся к главному. Исследовать бесконечно забавную и в равной степени трогательную специфику характеров предлагаю начать самому вместе с просмотром. Мне же хочется сказать несколько слов об обещанном отходе от канонов. На протяжении восемнадцати серий «Пращи и стрелы» не чуждаются бродить по хоженым лабиринтам отношений, которые будут выяснятся мучительно и долго, позволяя только многозначительно вздыхать в конце. Но совершенно не боятся заблудиться в них, удивляя оригинальным выбором маршрутов по знакомым закоулкам души. В иной момент «Пращи и стрелы» без зазрений совести окунают нас в волну сентиментальности, окатывающей с ног до головы и превращающей в безвольных марионеток. Но тут же радушно, как бы извиняясь подводят к следующему, и к следующему, и тут вдруг понимаешь – это больше, чем дешёвый приём. Иными словами, всё действие, что мы видим на экране, - это пьеса. Конечно, в первую очередь напрашивающийся каламбур - пьеса о постановках пьес. Но куда важнее то, что пресловутой театральности почти никогда не ощущаешь, как не ощущаешь обмана или фальши. Всегда знаешь, что за всем стоит расчёт, но расчёт трезвый и крепко держащий в узде сколь угодно долго. Говорить о шаблонности идеи, кочующей от сезона к сезону, тоже не приходится. И тут отдельная признательность авторам, решившимся после большого перерыва снять второй сезон и - безо всякого снисхождения - сумевшим это сделать. Разительно непохожий эмоциональный окрас каждого сезона, от встающего на ноги и ликующего до почти сломлённого и отчаявшегося, обрамляет замысел фантастически фантазийными образами, смешными или мрачными в зависимости от настроения сезона. А оно строго определяется в начале и дальше только преподносит сюрприз за сюрпризом. Отлично понимаю, что слово «сюрприз», как и большинство предшествующих описаний – для вас абстрактные, мёртвые образы. Поэтому всё же осмелюсь обратиться к одному, самому главному характеру нетривиальных историй из жизни канадских театралов. Характеру главного лица в любой постановке – режиссёру. Представьте себе уже немолодого парня, выглядящего при этом словно на двадцать с небольшим, и не только по своему легкомысленному поведению. Представьте себе чудака, что не умеет причёсываться и заправлять рубашку и вдобавок вступает в уморительные перебранки с призраком знакомого режиссёра, при жизни – другом и соперником в любви (да, да, тем самым Оливером). Представьте себе человека, который кажется окружающим безумным, неуравновешенным и пугающе непредсказуемым, но при том является тем редким типом творческих личностей, что вызывают неизбежную симпатию и доверчивое расположение с первого взгляда, потому что за ними стоит ясное видение правды жизни и театральных постановок. Это Джеффри Теннант, и вот его вы точно запомните надолго.Что ещё? Пожалуй, о главном так и не сказал. Рассматривать «Пращи и стрелы» только как очередное занятное представление смеси актёрского в человеке и человеческого в актёре в корне не верно. Не стоит и судить о сериале лишь как о пародии, пытающейся заглушить банальность жанра глупым смехом. То есть всё это в нём есть, в той или иной степени, – но это содержание. Первостепенна же здесь форма – образов, фантазий, юмора, диалогов и даже финалов. И очень важен запоминающийся мотив, звучащий в моменты, когда происходит чудо. Когда уже нет подмостков, нет сцены, нет актёров, а есть только голос в пустоте – заученные слова пьес Шекспира, будто сами рождающиеся изнутри актёра. В конечном же итоге – только ты и сокровенный смысл этих слов, который внезапно озарил тебя по-новому, невзирая на вычурность слога четырёхсотлетней давности. Пускай потом тебя погружают в обыденность, надоедают шумными попойками в баре и нескончаемыми издевательскими казусами, неизбежными при каждой новой постановке. Пускай одни уходят, другие приходят, зато остаётся Джеффри. И вместе с ним – новое переживание смутного чувства радости, что всё это так похоже на жизнь, хотя по сути своей – театр. Да, тот самый вывод, которого мы так чурались в начале. «Это фильм о нашем чувстве театральности и о том, как оно может нами овладеть» – хоть немного, но и к «Пращам и стрелам» применимы эти слова Джона Кассаветиса, сказанные им о его киноисповеди «Премьера». Правда, Джона в его работе больше других интересовала разлагающая власть старости. Создателям же сериала удалось поведать нам не только о ней, но и о многом другом, что есть комичного и трагичного в постановках комедий и трагедий. Очередной каламбур пусть и завершит мой скромный и сумбурный акт в поддержку сериала. А три постановки Джеффри и о Джеффри с нетерпением ждут своих зрителей.Посвящается Scally – истинной фанатке и автору отличного перевода.